Останется память - Страница 29

Открылась дверь особняка, и лакей величественно показал на вход.

Беглецы прошли холл, поднялись по парадной мраморной лестнице и остановились перед резной дубовой дверью.

– Евгений Петрович просил зайти кого-либо одного, – предупредил лакей. – Его сиятельству неможется, и общество нескольких человек будет ему в тягость.

– Проходите, Константин Владимирович, – Плеханов высказался за всех. – Уж не знаю ваших планов. Надеюсь только, что они реальны. Мы подождем.

Костя кивнул и вошел в душный сумрак.

Судя по всему, попал он в рабочий кабинет хозяина. Стол под зеленым сукном поперек комнаты, тяжелые драпировки на окнах, направляющие свет так, что вошедший оказывался освещен, оставляя кресло за столом в тени. Глаза постепенно привыкали, и вскоре Костя разглядел старика в кресле. Жесткое мрачное лицо, решительный взгляд и явное сходство с тем, кого Шумов видел пятьдесят лет назад. Князь долго и внимательно разглядывал гостя.

– Похож… – наконец подытожил Оболенский свои наблюдения. – Внук?

– Зачем же так, Евгений Петрович? – весело начал Костя. – Может, вам напомнить, что вы сказали, получив на Сенатской письмо от Милорадовича?

Князь побледнел.

– Константин? Вы?! Каким образом?.. – неуверенно выговорил князь.

– Скажем так, нетривиальным. Откровенно говоря, я и сам не понимаю, как оказался здесь.

– Мы думали, с вами что-то случилось. Либо, вы скрылись за границу. Но сейчас вы молоды. Непозволительно молоды. Это странно. Если не сказать больше. Может, я брежу? – Оболенский провел ладонью по глазам, а потом по лбу. – Может, вы умерли, и в вашем лице смерть пришла за мной?

– Нет-нет, я жив. Я просто переместился на пятьдесят лет вперед. И мне требуется некоторая помощь.

– Не понимаю… Пятьдесят лет…

– Не важно! – не очень вежливо прервал Костя князя. – Важно, что я сейчас в стесненных обстоятельствах. Мне и моим товарищам нужно укрытие на время. Пока не затихнет вся эта котовасия.

– Что-то произошло?

– А вы ничего не слышали о взрыве управы на Подьяческой?

– Это вы ее взорвали?!

– Нет, не я. Это нас так освобождали. Таким специфическим методом. Одновременно испытывая боевые заряды. Надеюсь, никто не пострадал.

– Раненые были, – сухо ответил Оболенский.

– Они – террористы, – Костя неопределенно махнул рукой назад. – Их конкретные планы мне неизвестны, и я случайно попал в эту компанию. Но если держать их под контролем, то дальнейших взрывов можно не допустить. Понимаете, Евгений Петрович? Если взять боевиков под стражу, то всегда есть вероятность, что кто-нибудь, оставшийся на свободе, непременно использует готовые бомбы. Как месть за товарищей, лишенных свободы. И в кого конкретно он будет кидать свой снаряд? Это не столь важно. Но пострадать может множество людей, просто прохожих. А это очень плохо.

Оболенский сверкнул глазами из-под морщинистых век.

– А если они будут скрываться, то у оставшихся на свободе не будет повода для взрывов, я правильно понял?

– Именно так. И мы будем в курсе предполагаемых действий.

– Интересная комбинация. Можно будет вести свою политику, имея туза в рукаве – группу решительных людей, готовых по слову взорвать бомбу. Да, Константин Владимирович. Я не ошибся в вас еще тогда, на Сенатской, – Оболенский потряс колокольчиком.

Вошел давнишний лакей.

– Пригласи господ.

Лакей поклонился, исчез и тут же появился, открывая дверь перед Плехановым, Кибальчичем и Халтуриным.

– Вот что, господа, – начал князь. – Моя давняя дружба с Константином Владимировичем призывает меня оказать вам некоторое содействие. А именно – укрытие на время, необходимое для того, чтобы улеглась шумиха после определенных событий. Сами понимаете, взрывы в столице – совершенно нетривиальное происшествие. Я обеспечу вам защиту в этом доме. Вы же, со своей стороны, обязуетесь ничего у меня не взрывать, – Оболенский сухо улыбнулся, показывая, что пошутил.

Господа улыбнулись в ответ, поддерживая шутку хозяина, и Плеханов спросил:

– Чем же нам тогда здесь заниматься?

– Чем вам будет угодно. Мало ли занятий для себя может найти изощренный ум.

– Николай Иванович – великий изобретатель всяческих технических штук, – влез Костя.

– Отлично! – князь хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. – Я прикажу выделить вам помещение и необходимые материалы. А теперь, господа, пройдите в ваши комнаты, мне нужно отдохнуть.

Все вышли. Лакей чуть задержался, получая последние указания от хозяина, а потом широким жестом указал, чтоб следовали за ним.

Семен, так звали лакея, оказался своим парнем. В свободное от обязанностей время он любил выпить, сыграть в карты на деньги, прогуляться по девочкам и постоянно подначивал то Халтурина, то Кибальчича выйти с ним в город. Те отказывались, но Семен не обижался. Подмигивал и рассказывал всяческие сплетни. И не только о прислуге или барине. Зачастую доставалось кабинету министров, правительству и самому царю. Было ясно, что слухи свободно ходят по Санкт-Петербургу, но вот ручаться, что они отражают действительность, никто бы не стал.

Поселили революционеров в двух гостевых комнатах. Столовались они вместе со всеми, но близких знакомств, кроме как с Семеном, не заводили. Деятельные по натуре, они не смогли праздно сидеть и плевать в потолок, пользуясь расположением Оболенского.

Плеханов действительно занялся переводом Карла Маркса. Совершенно не зная немецкого языка, Костя лишь изредка интересовался процессом. Значительно больше привлекала его деятельность Кибальчича, увлекшегося созданием радио. Тут Костя мог с умным видом изрекать некие тривиальные истины, которые Николай Иванович подхватывал, а Степан воплощал в материале. Конечно, школьный курс физики вспоминался Костей с большим трудом. Но он был точно уверен, что радиосвязь существует, и что нет ничего проще, чем создать радиоприемник. Эта уверенность воспринималась Кибальчичем, как посыл к действиям. В результате, недели через две Костя похвастался перед Оболенским успехами.