Останется память - Страница 40

– Спадет вода, и я с вами пойду поищу коробочку, раз она так важна.

Я закивал, не отрывая рук от лица. Выбора нет. Любая помощь будет кстати.

– Так вы мне поверили? – глухо спросил я.

– Не то, чтобы поверил… Звучит слишком фантастично. Однако ваша уверенность… А на сумасшедшего вы действительно не очень похожи. Но если взять за основу вашу гипотезу, то напрашиваются новые вопросы.

– Спрашивайте, – я отпустил руки и откинулся на спинку стула.

– Например, где вы собираетесь жить? Как существовать? Будете ли работать? И кем? В наше время без денег никуда. Альтруистов мало.

– Что, и вы мне выставите счет за приют и одежду?

– Ну, зачем так? Человеческие отношения остались. В быту. А вот во всем остальном… Как говорится, звериный оскал капитализма, – Никольский усмехнулся.

Да, Александр Сергеевич обозначил нешуточную проблему, и я пока не знал, как ее решить.

– Наверно, где-нибудь устроюсь, – осторожно сказал я. – Кое-какой опыт имеется.

– И документы об образовании – тоже? А как насчет простого удостоверения личности?

С документами у меня была напряженка. С любыми. Видимо, в этом времени словам уже не доверяли.

– Надеюсь, паспорта у вас еще без фотографий делают, – буркнул я.

Никольский широко раскрыл глаза и встопорщил бородку.

– Интересная идея! Но да, вы правы, без фотографий. Кстати, надо будет предложить на ближайшем заседании Госсовета внести дополнения в закон.

– А еще ставить на фотографию печать несмываемой краской, – я не сдержал сарказма.

– Прелестно! Так и сделаем. Паспорт для внутреннего учета. Даже перепись проводить не придется – все сами придут за новыми документами. Тут-то мы их и запишем! – Александр Сергеевич довольно потер ладони.

– А если потеряют – штраф. И пусть платят за новое оформление. В паспорте можно много страничек сделать – про семейное положение писать, про детей, про место жительства, про воинскую обязанность, – изгалялся я, – и бумагу с водяными знаками использовать, чтоб подделок не было. Менять же паспорт раза два придется. Потому как человек стареет, и лицо у него меняется. Ну, и за все обмены платить, конечно.

Никольский внимал, будто я ему глаза открыл на смысл жизни.

– Вам премия полагается, Константин Владимирович. Если, конечно, новый закон о паспортизации пройдет. А он пройдет, не сомневайтесь, еще в первом чтении: у нас давно назрела необходимость в четком учете трудовых ресурсов… Да с этим наводнением непонятно, когда очередное заседание Петросовета назначат. Наверняка будут насущными делами заниматься – ликвидацией последствий. А это, сами понимаете, много средств, усилий и проблем. Но как только со стихией разберемся, сразу займемся вашим вопросом.

– Александр Сергеевич, – мне показалось, что Никольский стал как-то больше ко мне расположен, и решил воспользоваться настроением хозяина, – не возражаете, если я вам несколько вопросов задам?

– Почему нет? Спрашивайте всенепременно!

– Не обрисуете политическую ситуацию? Внутреннюю. Ну, и внешнюю. Для понимания того, в каком мире я нахожусь. С историческими отступлениями. А?

Никольский выглянул в окно.

– Вроде, не поднимается уже. Максимум. Скоро спадать начнет. Пока, действительно, можно и на отвлеченные темы поговорить. Не конкретизируете ваши вопросы, Константин Владимирович?

– Кто сейчас у власти? И как к ней пришел? Что произошло за последние пятьдесят лет?Александр Сергеевич потеребил бородку.

– Ну, батенька, вы меня озадачили… История – не мой конек. Разве что основные вехи… Вас устроит?

– Конечно, устроит, – я заволновался. В груди образовалась пустота, и хотелось сильно вдохнуть, чтобы ее заполнить, но никак не получалось.

– Значит, так. Что у нас в семьдесят четвертом-то было?.. Вроде, ничего интересного. А вот в следующем, семьдесят пятом, отстранили последнего российского царя от власти. Стали мы республикой, так сказать. И почти сразу русско-турецкая война началась, за Болгарию. Ну, турок мы разбили, а потом какая-то котовасия с мирным договором случилась, и мы обратно в Болгарию войска ввели – для защиты славян. После чего Болгария к нам присоединилась на правах автономии. Ну, наподобие Финляндии. Что еще? Можно вспомнить, например, неурожай девяносто первого. Прокатилась волна выступлений, но своевременная помощь зерном из центра предотвратила гибель людей. Заодно и кое-какие законы приняли, социальной направленности. Опять же рабочее время уменьшили – до десяти часов. Да! И второй Интернационал! Мы там ведущую роль играли.

– А еще какие войны были?

– Войны? – Никольский нахмурился. – Японо-китайская девятьсот четвертого… Мы там китайцам очень хорошо помогли. Потом – Балканская, девятьсот двенадцатого и германо-французская четырнадцатого. Потом, правда, они всю Европу в войну втянули – и Великобританию, и Австро-Венгрию, и Италию, и мелкие страны. А мы нейтралитета придерживались. Очень нам это помогло. Экономический подъем был. Хотя, я считаю, не только из-за неучастия в войне.

– Да? – я был ошарашен.

– Да, представьте! – Александр Сергеевич внезапно воодушевился. – Всё дело в правлении! В пятом году появилась новая форма самоуправления – Советы народных депутатов. Власть, считай, непосредственно к народу отошла. К самым передовым его представителям! О, как! Вам, наверно, такое и присниться не могло!

– Так у вас коммунизм теперь?

– Почему коммунизм? В каком смысле?

– Строй – коммунистический?

Своим вопросом я поверг Никольского в тяжкие раздумья. Он явно силился понять, что я имел в виду, но никак не получалось. Наконец, морщины на лбу Александра Сергеевича разгладились, бородка перестала топорщиться, и он уточнил: