Останется память - Страница 54

Привезли меня аж в здание Думы на Невском. Показали комнату, где я буду жить, и сразу же пригласили на разговор. Вот только разговор со следователем, Поликарпом Терентьевичем, что-то не задался.

– Константин Владимирович. Вы, конечно, вправе ничего не говорить, – следователь спокойно снес мой выпад в его сторону. – Но вы и нас поймите. Я же не прошу вас досконально рассказывать о будущих достижениях. Да вы всё равно не сможете, если не специалист. Просто намекните на возможность, а мы уж сами думать будем. Главное – в нужном направлении, не отвлекаясь на ложные пути.

Некий резон в словах следователя был. Я мог исполнить роль Нострадамуса, пророчества которого знали многие, но смогли отождествить с реальными событиями только после того, как события происходили.

– Считайте, уговорили, – я вздохнул. – Вам лучше из какой области?

– Всё равно. Вот что вам ближе?

Я поморщился. Проезд по утреннему городу, еще не до конца приведенному в порядок после наводнения, оставил двойственное впечатление. С одной стороны, не наблюдалось стеклянных уродцев, понатыканных в центре в наше время, зато оставалось много деревянных одно- двухэтажных построек, чуть ли не на Невском проспекте. Да и толпы людей, штурмом бравшие трамваи на остановках, казались чем-то странным. Хотя на дорогах хватало и легковых электромобилей разного размера, и грузовых дизелей, чадящих черными выхлопами. Встречались и извозчики, старательно следующие сигналам светофоров, но всё равно, постоянно создающих заторы.

После таких раздумий я брякнул первое, что пришло на ум:

– Метро вам не хватает, на мой взгляд.

– В каком смысле? – поднял брови Поликарп Терентьевич.

– В прямом. Подземной железной дороги на электрической тяге для транспортного сообщения между районами города. Первой веткой можно все вокзалы объединить, с устройством промежуточных выходов на поверхность, конечно. Спускаться и подниматься – по эскалаторам, самодвижущимся лестницам. Только копать глубоко придется – грунты в Петербурге не очень хорошие.

– Интересно… – протянул следователь. – Не покажете на карте?

Он подал мне карту города, достав ее из ящика стола, и карандаш. Я усмехнулся и в два счета, по старой памяти, обозначил кружочками выходы на поверхность Кировско-Выборгской и Московско-Петроградской линий. Потом соединил их – снизу вверх и по диагонали. Посмотрел на Поликарпа Терентьевича, широко раскрывшего глаза, и пририсовал Невско-Василеостровскую линию – чисто из хулиганских побуждений.

– Вот как-то так. Нравится?

– Впечатляет, да…

– Названия сами подберете – по улицам. Но строить это долго. Много средств надо. И рабочей силы.

– Мы понимаем, – следователь аккуратно свернул карту чуть дрожащими пальцами. – Еще что-нибудь?

– Вы ведь пишите наш разговор?

Следователь не дрогнул лицом:

– Да, это обязательная процедура.

– Вручную? А ведь можно писать звук на магнитную ленту, а потом воспроизводить. Да что звук! Изображение – тоже можно! Но всё это практически вчерашний день! Цифровые носители… – Тут я прикусил язык, сообразив, что до компьютеров этому миру еще далеко. А как работает процессор, я и сам не представляю. Работает, и всё. – Да и вы и сами можете экстраполировать современное состояние науки на будущее.

– Можем. Футурологов у нас хватает, – жестко сказал Поликарп Терентьевич. – Причем, некоторые даже стремятся воплотить мечты в реальность. И что интересно – у каждого свое будущее.

– У меня тоже – свое. Много шансов, что вам оно не подходит.

– Ну не скажите! Есть же разница между тем, кто фантазирует, и тем, кто знает. Большая разница. С вашим знанием надо обходиться бережно. Вас, Константин Владимирович, нужно самого беречь, как зеницу ока. Охранять от происков иностранной вражеской разведки.

– Я не собираюсь с ними контачить! – возмутился я.

– А кто говорит, что собираетесь? – весьма натурально удивился Поликарп Терентьевич. – Но вас можно украсть, запугать, заставить говорить – разными способами. Можно просто ликвидировать, как постоянную угрозу.

– Вы хотите сказать, что я под арестом?

– Упаси Боже! – следователь аж перекрестился. – Охрана ради вашей же безопасности.

– И я могу выйти отсюда и пойти, куда мне взбредет в голову?

– Да пожалуйста, сколько угодно! Между прочим, американские корабли, стоящие в порту, спешно его покинули и уже вышли в нейтральные воды Балтийского моря. Так что интервенция откладывается. Вы ходите, гуляйте. Людей, которых мы поставим вас охранять, вы и не заметите. А ночевать – лучше к нам. Ночи сейчас холодные. Мы вам выдадим бумагу, письменные принадлежности. Вспомните чего важное – записывайте. Да, и спасибо за сотрудничество.

Поликарп Терентьевич встал со стула, показывая, что разговор закончен, и подал мне руку. Я машинально пожал ее. Попросил показать дорогу на выход. Следователь подозвал дежурного офицера, сказал ему пару слов, тот щелкнул каблуками и отдал честь.

– Когда вернетесь, пропуск в бюро пропусков будет лежать.

Я кивнул, прощаясь, и меня быстро провели по лестницам и коридорам на Думскую улицу. Посмотрел налево, направо и решил сходить к Никольскому, поговорить с ним о моем будущем. Неизвестно же – когда я перемещусь и перемещусь ли вообще. Служба безопасности не станет вечно со мной возиться – зачем им отработанный материал. А Никольский обещал работу. За которую будут платить. Я же не могу сидеть на шее у людей, которые озаботились моей судьбой.

И еще. Почему следователь расспрашивал только о технических достижениях? Он ни словом не обмолвился о социальных изменениях и тенденциях. Его это не интересовало? Или он просто боялся узнавать? Да и я сам об этом не подумал. Ведь в это время, в моем мире, стали набирать силу весьма неприятные организации и партии. Как тут с фашизмом? Уже появился? Действует? Или для его возникновения не было объективных предпосылок, и я зря опасаюсь? Помнится, в самом начале никто национал-социалистов не воспринимал всерьез, даже когда они захватили власть. Что же говорить об этом мире, не в пример более спокойном и благополучном? Конечно, я могу обратить внимание на новую мировоззренческую политику, могу напугать ужасами тотальной войны, могу рассказать, чем грозит миру национал-социализм. Кто мне поверит?